По бульвару мрачно шел прохожий,

Птицы пели трели про апрель.

Нес прохожий толстый, чернокожий,

Многоуважаемый портфель.

Шел мужчина чинно и солидно,

Презирая птичий перезвон,

По лицу мужчины было видно,

Что весну не одобряет он.

Что вся эта весна ни к чему,

Что, песня не нужна никому,

Что вешняя вода – ерунда,

Да, да, ерунда!

Журчат ручьи,

Слепят лучи,

И тает лед и сердце тает,

И даже пень

В апрельский день

Березкой снова стать мечтает.

Веселый шмель гудит весеннюю тревогу,

Кричат задорные веселые скворцы,

Кричат скворцы во все концы:

«Весна идет! Весне дорогу!»

Все вокруг волшебно и чудесно,

Но прохожий злится и ворчит.

Вот ручей журчит и неизвестно,

Для чего и почему журчит.

Налетел и пробежал по луже

Мелкой рябью ветер озорник,

А ворчун надвинул кепку туже

И сердито поднял воротник.

Ему весна ни к чему,

И песня не нужна никому.

И вешняя вода - ерунда

Но, но… Все равно –

Журчат ручьи,

Слепят лучи,

И тает лед и сердце тает,

И даже пень

В апрельский день

Березкой снова стать мечтает.

Веселый шмель гудит весеннюю тревогу,

Кричат задорные веселые скворцы,

Кричат скворцы во все концы:

«Весна идет! Весне дорогу!»

Кричат скворцы во все концы:

«Весна идет! Весне дорогу!»