Узор мозаик расписных,
ковер персидский расcтелив,
вдыхая облаком кальян,
лежит блажен в дворце султан.
Ничто тревогой не волнит,
все будет так, как он велит.
Вот давний враг и тот пленен
и утром следующим казнен.
Для царской прихоти гарем
прекрасной юности царевн,
полнятся чаши, и шербет,
и дождь из золотых монет.
Но что за старец, одинок,
возник, стоит у царских ног?
И как проник он в ложе то?
Молвит падишах: "Ты кто?"
Ответил гость: "Cмири свой пыл.
Я ангел смерти Азраил".
Припев:
Блеснет тоской прощальный взгляд.
Как много ты хотел сказать,
но тут безмолвия печать.
В твоих глазах прощальный свет
как покаяния горький след,
как назидание и совет.
Крупицы жалких жизни дней,
надеждой призрачной полей,
но все же с горечью узрей,
что все пройдет, что все пройдет.
Блеснет тоской прощальный взгляд.
Как много ты хотел сказать,
но тут безмолвия печать.
В твоих глазах прощальный свет
как покаяния горький след,
как назидание и совет.
Крупицы жалких жизни дней,
надеждой призрачной полей,
но все же с горечью узрей,
что все пройдет, что все пройдет.
Склони главу! Владыка мира
ступает грозно на слоне,
как Брахмапутра, царь и Шива
вознеся он на алтаре.
Правитель грозный Махараджа
он дух добра и злой тиран,
склонитесь все пред волей Таджа,
молчи индийский океан.
И тигры хищные замрите,
и в дебрях джунглей всякий зверь,
хвалу Владыке вознесите,
дрожи, о сказочный Бомбей.
Но страшный вопль, немая дрожь,
в спине владыки чей-то нож.
Кинжал отмыв водою Ганга,
наследный принц, как ты похож!
Но вот и все, но вот и все,
конец земного бытия.
Промолвил гость: "Cмири свой пыл.
Я ангел смерти Азраил"
Блеснет тоской прощальный взгляд.
Как много ты хотел сказать,
но тут безмолвия печать.
В твоих глазах прощальный свет
как покаяния горький след,
как назидание и совет.
Крупицы жалких жизни дней,
надеждой призрачной полей,
но все же с горечью узрей,
что все пройдет, что все пройдет.
Блеснет тоской прощальный взгляд.
Как много ты хотел сказать,
но тут безмолвия печать.
В твоих глазах прощальный свет
как покаяния горький след,
как назидание и совет.
Крупицы жалких жизни дней,
надеждой призрачной полей,
но все же с горечью узрей,
что все пройдет, что все пройдет.
Влюблен несчастный виночерпий,
пиалу пьет свою до дна,
милее всех ему на свете
Юлдуз, вечерняя звезда.
Парча и шелк, строй каравана
купцу отрада бренных лет,
вкушая яства из Ирана -
блаженства выше боле нет.
А дед один стоит неброско,
молчаньем омрачая лик,
он словно вылеплен из воска,
могильщик он, что хоронит.
Как многолик и разен люд
к ногам могильщика снесут
Явился гость. Cмири свой пыл.
Он ангел смерти Азраил.
Блеснет тоской прощальный взгляд.
Как много ты хотел сказать,
но тут безмолвия печать.
В твоих глазах прощальный свет
как покаяния горький след,
как назидание и совет.
Крупицы жалких жизни дней,
надеждой призрачной полей,
но все же с горечью узрей,
что все пройдет, что все пройдет.
Блеснет тоской прощальный взгляд.
Как много ты хотел сказать,
но тут безмолвия печать.
В твоих глазах прощальный свет
как покаяния горький след,
как назидание и совет.
Крупицы жалких жизни дней,
надеждой призрачной полей,
но все же с горечью узрей,
что все пройдет, что все пройдет.
